Небольшая уютная кафешка в Богом забытом городишке. Сэм потягивает почти остывший кофе из своей чашки и провожает оценивающим взглядом вертлявые бёдра официантки. Одна бровь приподнята, губы скривились в похотливой улыбке. Дин в недоумении следит за ним. Чёрт знает что! Он словно в зеркало смотрит. Обычно, это старший не пропускает ни одной юбки, пополняя свою коллекцию любовных побед. На младшего братишку это совсем не похоже. Для него важны чувства, дурацкие откровенные разговоры и прочая сентиментальная белиберда. А тут вдруг какой-то незнакомец, прямо-таки сочащийся цинизмом, разглядывающий женщину, словно товар на прилавке. Дину немного не по себе от этого взгляда, лёгкий холодок пробегает между лопаток.
Прошло уже два месяца после того, как Сэм объявился, и чуть больше года после битвы на кладбище Сталл вблизи Лоуренса, но в голову Дина ледяной занозой вновь и вновь возвращается мысль об одержимости. Она, безусловно, бредовая, и Дин в который раз её отгоняет. Он проверил Сэма всеми возможными способами, и ничего, он чист, просто изменился… и всё… Дин внутренне встряхивается. В конце-концов, ему нравится, что мелкий перестал изображать из себя занудного праведника, хранящего верность погибшей подруге. Пусть уж лучше наслаждается жизнью, чем ноет.
— Эй, Казанова, — обращает на себя внимание Дин, склонившись и перекрывая Сэму вид на не такую уж свежую «выпечку». — Сначала дело, потом девочки, — наигранно-строго говорит он, а потом хитро подмигивает и добавляет в полголоса. — Мы тебе цыпу поаппетитнее подберём. Могу поспособствовать, если пожелаешь.
Сэм переводит взгляд на брата и ухмыляется, ничего не ответив. Дин продолжает давить лыбу, но понимает, что ему довольно сложно будет игнорировать странности в поведении брата и постоянно переворачивать всё в шутку. Рано или поздно это выльется в тяжёлый гнилой разговор, от которых Дина воротит.
Младший Винчестер снова утыкается в монитор, забыв про официантку. Её формы вызывают в нём слабый отклик, который моментально перечёркивает непроходимая скука.
Глаза Сэма цепко выхватывают нужные факты по делу из текста на мониторе. Мозг аккуратно располагает информацию по полочкам, сопоставляя, подбирая ключи и укладывая пазлы в головоломку. С некоторых пор делать это куда проще. С тех самых пор, как младший Винчестер лишился души и, вместе с ней, необходимости чувствовать. Теперь этот лишний атавизм не мешает мыслить намного яснее. Душа — это как невменяемая истеричная баба, скачущая перед самым лицом, машущая руками и закрывающая нормальный обзор. Стоит её устранить, всё становится кристально чётким, без лишних эмоций, уколов совести и прочего назойливого мусора. Дину не нужно знать, что его братишка вернулся из клетки не совсем целым. Иначе начнёт суетиться, искать способы вернуть Сэму потерянное имущество, от которого тот только рад избавиться. Наделает глупостей, наверняка. И подвергнет опасности не только себя, но и кучу невинных людей… И не только людей. У Каса, к примеру, сейчас тоже забот хватает с Рафаилом и компанией. Одним словом, Сэм решает сохранить тайну.
Внимание Сэма от монитора отвлекает движение брата. Дин рассыпал крошки сахара на столе, когда сластил свой кофе, и теперь пальцами собирает их. Не задумываясь над своими действиями, он подносит палец ко рту и слизывает прилипшие сладкие крупинки. Телу Сэма нравится это. Оно приятно напрягается, когда влажный язык Дина касается кончика пальца и слизывает сахар. Это зрелище притягивает его взгляд сильнее, чем задница официантки.
— Ну что, есть зацепки? — интересуется Дин, воззрившись на Сэма.
Сэм нехотя отпускает занявшую его картину с сахаром, и выдает всё, что удалось узнать по серии трупов в этом городе. Его тело снова расслабляется, и он, умолкнув, разочарованно поджимает губы.
Даже отсутствие души не гарантирует, что тебе не будет скучно. И Сэму наскучивает. Наскучивают шалавы на заправках и в придорожных кафе, случайные связи со спасёнными девицами или просто с лёгкими на подъём барышнями. Женщины любят Сэма. Любят его тело, клюют стаями на широкие плечи, упругий зад, накаченные мышцы и почти двухметровый рост. Но больше всего — на его умение делать этот трогательный щенячий взгляд из-под приподнятых бровей. Он помнит, как это делал прежний Сэм, и просто копирует, пользуется, как доступным и привычным инструментом. Они ведутся, и младший Винчестер может, пожалуй, легко обойти старшего по количеству любовных побед, но… Ему всё это наскучивает.
***
Эта идея уже несколько недель пробивает себе дорогу в голову Сэма, но оформляется в намерение лишь сейчас, здесь, в Индиане, в городе Саут-Бэнд, где члены одной семьи мрут, как мухи. У Винчестеров два варианта: либо это родовое проклятье, либо мстительный дух. Смерти все разные, и пока не ясен мотив. Поговорив с полицией и осмотрев трупы, охотники начинают поиск.
Они копаются в родословной, ворошат архивы в библиотеке и находят нескольких, ещё живых из пр’оклятой семейки. Для прояснения ситуации им приходится посетить гей-клуб, где работает поваром троюродный кузен последнего погибшего. Братья долго беседуют с возможной жертвой и, практически, с головой окунаются в странную атмосферу этого своеобразного заведения. Дин пыхтит и краснеет, сжимаясь в комок, и чуть ли не выдёргивает из кобуры револьвер каждый раз, когда местная стриптизёрша с кадыком и щетиной, явственно пробивающейся сквозь румяна, бросает на него недвусмысленные взгляды. Сэм сразу замечает, что его брат имеет огромный успех у местной братии. Влажные взгляды, ярко накрашенные губы, шепчущие, обещающие лучший минет в его жизни. Пару раз чьей-то руке удаётся залапать зад Дина. Старший Винчестер взвивается, рычит и замахивается кулаком, но Сэм его останавливает. Когда ничего не давшая беседа окончена, и братья наконец выходят на воздух, Дина уже практически трясёт в припадке:
— Сэмми, в следующий раз пойдёшь один, я больше в это голубое гнездо не ногой, — выдыхает он, с трудом унимая дрожь в коленях и бешеное сердцебиение. — Ты их видел?! — Дин возмущённо машет рукой на неоновую вывеску «GGB». — Да они же почище монстров будут! Только и ждут, когда я мыло уроню. Не дождётесь! — последнюю фразу он выкрикивает, обращаясь всё к той же неоновой вывеске.
— Какое мыло, Дин? — усмехается Сэм, с удовольствием разглядывая выбитого из колеи старшего брата. Губы Дина возмущённо складываются в трубочку, но фразу он так и не формулирует, задыхаясь от праведного гнева.
Тут-то Сэм и решает осуществить давно выращиваемую им идею. Он хорошо понимает тех парней в клубе, что роняют слюни, глядя на его брата. Идеальное телосложение, смазливое личико с зелёными глазами, обрамлёнными пушистыми, как у девиц, ресницами. Да одни только губы Дина чего стоят. Пухлые, формой напоминающие сердечко, словно созданные для минетов и поцелуев. Даже Сэму всегда было интересно попробовать их на вкус, тому Сэму, у которого когда-то была душа. Нынешний это помнит и считает весьма забавным. Прежний никогда не позволил бы осознанной мысли на подобную тему даже зародиться в голове, но не тот, что сейчас идёт рядом с Дином из гей-клуба, слушая его гневное ворчание.
Сэм ободряюще хлопает брата по спине. Ладонь чувствует крепкие мышцы сквозь материю, но телу Сэма хочется больших ощущений.
Разум и тело — всё, что у него есть, и всё, что ему нужно. Идеальный тандем для безупречного действия. Тело говорит, что оно хочет, разум решает, как удовлетворить потребности тела, даёт инструкции, тело выполняет и получает свой профит. В обратную сторону — всё то же самое, и никаких моральных конфликтов.
Сэм продолжает охотиться после возвращения из клетки, потому что и разум, и тело решили, что так привычно и комфортно. Он держит в тонусе и то, и другое. Сэм удовлетворённо хмыкает, когда старший брат при первой встрече после разлуки аж присвистывает, восторженно рассматривая рельефные мышцы младшего:
— Сэмми, ну ты и вымахал! В зал что ли ходишь?
Сейчас, решая затащить старшего брата в постель, этот слаженный тандем основывается на том же принципе: привычка и комфорт. Сэм привык, что Дин всегда рядом и всегда заботится о нём. Дин, грубо говоря, всегда под рукой. Сэм рассчитал, что тот итак любит младшего до самозабвения, а если подтолкнуть его в нужном направлении, то Дин без труда сможет расширить границы своей любви. Насилия он, конечно, не хочет, иначе всё закончится очень быстро. Он хочет, чтобы Дин сам принял это решение. Поэтому Сэм разработал особую тактику, в результате осуществления которой у Дина не будет другого выхода. Он сам будет желать близости. Сэм убеждён в успехе так же, как во время охоты, когда он выверяет каждое движение и каждый шаг, просчитывает на несколько ходов вперёд, не оглядываясь на мораль и эмоциональные привязанности.
***
Они снова в «GGB», хоть Дин и зарёкся насчёт этого места. Вечером им позвонил Гарри, повар, и сказал, что вспомнил кое-что, что могло бы помочь братьям в расследовании. Сэм засобирался и предложил брату составить компанию.
— Ты что, смерти моей хочешь? — мрачнеет Дин.
— Как знаешь… — пожимает плечами брат. — Только девушки там тоже бывают и, чаще всего, натуралки. Совратить гея — это особое удовольствие для них, знаешь ли. И ты даже не представляешь себе, как они стараются при этом, — Сэм хитро щурится и выдаёт одну из своих фирменных улыбок, намекающих «слабо?»
— Тебе-то откуда знать? — фыркает Дин, но задумывается над весьма заманчивыми перспективами, и сам не замечает, как соглашается.
Гремит музыка, льётся алкоголь, танцуют пары, слышен смех, и в воздухе смешаны запахи всевозможного парфюма, пота и сигаретного дыма. Всё, как в любом среднестатистическом ночном клубе Америки, каких старший Винчестер повидал превеликое множество. Кроме публики. Никаких девушек, ищущих, как бы совратить гея, он, конечно же, не встречает. Как он вообще повёлся на эту сказочку? Дин старается абстрагироваться, и третий по счёту виски весьма способствует этому. Он почти не замечает сосущихся слева парней и того малолетку напротив, что пялится на Дина с явным намерением разделить эту ночь с ним. Сэма довольно долго нет. Он должен был узнать всё, что нужно, и давно уже вернуться. Дин ёрзает на высоком барном стуле и заказывает ещё. Ночь обещает быть длинной и безрадостной.
Он в очередной раз обводит мутными глазами толпу в надежде натолкнуться хоть на что-нибудь привлекательное. Взгляд его задерживается на одной парочке. Он не сразу понимает, что зацепило его внимание, пока стоящий спиной парень не разворачивается к нему лицом. Это Сэм. Конечно, ведь его косую сажень в плечах сложно не заметить. Сначала Дин возмущённо стучит опустевшим стаканом о стойку, намереваясь подойти и высказать, какого чёрта тот его оставил в этом логове разврата и не торопится?! Но гневный рык застревает у Дина в горле. Правая рука Сэма приобнимает какого-то худощавого смазливого брюнета, а левая аккуратно убирает с его лба чёлку. Младший братишка во всю флиртует с мужиком, мать твою! Дин замирает с открытым ртом, в то время, как Сэм наклоняется, и… «Святые яйца, что делается?!»… целует незнакомца в шею и притягивает его ближе.
— Охренеть! — выдыхает Дин.
— Что, твой парень запал на другого? — слышит Дин, словно сквозь толщу воды, кто-то участливо касается его плеча. Дин разворачивается на стуле и хватает за грудки улыбающегося мужика.
— Убери от меня свои пидорские руки, козёл! — рычит старший Винчестер, понимая, что он на волосок от знатной кабацкой драки с крушением мебели и боем посуды. Осоловевший мужик примирительно поднимает руки.
— Эй, извини, всё нормально, успокойся, — бормочет он.
Дин отпускает его и снова оборачивается на брата. Сэм что-то говорит брюнету на ухо, придерживая его за подбородок, большой палец бесстыдно засовывает ему в рот. Брюнет облизывает сэмов палец, улыбается, прямо-таки по-блядски, и кивает. Через секунду они уходят, и Дин, не раздумывая, идёт за ними. Эта сладкая, мать их, парочка направляется к туалету, и Дин догадывается для чего, чувствуя, что его сейчас стошнит.
Он видит, как они скрываются за дверью туалета, подходит, замедлив шаг, понимая, что не знает, что будет делать дальше. В конце–концов, не вламываться же с криками и побоями, как ревнивая жена. Это вообще будет похоже на дешёвую третьесортную комедию. Стыд и позор. Да и, какое ему дело, что какой-то хер будет сейчас трогать, где не положено, его брата? «Блять… Что значит, какое дело?! Это же Сэмми, его малыш Сэмми, которому он готовил завтраки, сидел подле него ночами, когда тот болел, был ему нянькой и, практически, отцом, когда Джона подолгу не было с ними!»
Дин уже около двери и, как самый распоследний извращенец, подглядывает в щёлочку. У Сэма глаза полуприкрыты, изо рта вырывается дыхание и лёгкий стон. Он держит брюнета за волосы и трахает его в рот, довольно жёстко, на всю длину члена. У брюнета текут слёзы, и, кажется, тот с трудом справляется с рвотным рефлексом. Но Сэма это, видно, не волнует. Вместе с удовольствием на лице брата Дин замечает, как в презрении кривятся его губы.
Дин не знает, почему он остаётся на месте и смотрит, почему не уйдет, чтобы не видеть, как какой-то гей стоит на коленях перед его братом и отсасывает ему. Он чувствует себя ребёнком, который случайно узнал, чем его мама с папой занимаются ночью. И это знание поражает его до глубины души.
Сэм возвращается в зал, когда Дин успевает заказать ещё один двойной виски.
— Ну как, завёл новых друзей? — ёрничает младший Винчестер, как ни в чём не бывало.
— Что тебе сказал повар? История должна быть весьма содержательная, не меньше Хоббита, точно, — в ответ холодно улыбается Дин. Алкоголь с трудом заглушает его раздражение.
Сэм что-то отвечает, уходя от темы своего долгого отсутствия, но Дин его почти не слушает. Перед глазами стоит сцена из гей-порно, где в главной роли его брат. Дин ещё не знает, что будет делать с открывшимся ему новым знанием. Возможно, на утро… или через годы, он примет это спокойно и даже сможет обсудить это с Сэмом, но пока он не готов даже с самим собой это обсуждать. Дин решает эту проблему оставить на время в покое.
***
Это оказываются цыгане, чёртовы цыгане. Не очень далёкий предок нынешних жертв нарвался на тривиальное цыганское проклятье. То ли отпрыска цыганского лошадью переехал, то ли подрался с кем-то из них. Из дневника, который охотники находят среди вещей почившей двоюродной бабки повара Гарри, сложно понять подробности.
Винчестеры проводят в Саут Бенде ещё три дня, разыскивая следы табора и ведьмы, наложившей проклятье. И ещё два, чтобы найти её могилу и сжечь кости, а заодно, и все магические побрякушки, доставшиеся по наследству её внукам и правнукам. Не обходится и без небольшой потасовки, но братья уже относятся к этому, как к рутине. От многочисленного некогда семейства, рискнувшего перейти дорогу цыганам, остаётся жалкая горстка счастливчиков, но всё же живых.
***
Саут Бенд позади, дорога стелется под колёса Импалы, из динамика орёт AC\DC. Дин бы рад забыть случай в туалете местного гей-клуба. В суете повседневности он давно бы забыл об этом. Ведь он не нанимался наставлять брата на путь истинный по поводу ориентации. Это жизнь Сэма, та его часть, которая Дина не касается. И всё бы ничего, но странные мелочи на каждом шагу снова возвращают его мысли к члену Сэмми во рту тощего педика. И мелочи эти касаются непосредственно Дина.
…Он переключает скорость небрежным привычным движением, и его костяшки лёгким мазком касаются бедра Сэма. Доля секунды. Кожа проезжается по ткани, едва заметно, но Дин отчего-то зацикливается на этом. Он сжимает зубы и давит в пол, чувствуя поднимающееся изнутри раздражение. Он гадает: «А что почувствовал Сэм, заметил ли это прикосновение, а вдруг понял неправильно…» И чёрт знает, что ещё, целый каскад тупых несвязных мыслей, которые мелкими мушками крутятся перед глазами и бесят до белого каления.
…Братья останавливаются перекусить в придорожном кафе на заправке. Дин сидит за столиком, листая купленную тут же газету в поисках нового дела, при этом постреливая глазами в сторону блондинистой кассирши. Сэм приносит кофе. Свой стакан ставит на стол, а второй протягивает Дину. У старшего не возникает вопроса, по крайней мере сразу, почему не поставить и второй стакан тоже на стол. Он протягивает руку и, не глядя, обнимает пальцами горячий картон, а заодно пальцы Сэма. Повседневное, случайное, ничего не значащее прикосновение, но оба брата замирают и смотрят друг другу в глаза. Пальцы Сэма горячие и сухие, взгляд светлый и спокойный. Дин хмурит брови, а Сэм кривит уголок губ в ухмылке, …или Дину так кажется, ибо в ту же секунду Сэм убирает руку и смотрит в свою тарелку с салатом. Наваждение рассеивается. И старшему Винчестеру уже кажется, что его приобняла своим милым безумием паранойя. Про кассиршу он уже и не помнит. Его мозг пытается найти объяснение, пытается выудить воспоминания из прошлого. И, как ни странно, память сразу же подкидывает смутные образы из детства, когда братья могли уснуть вместе в обнимку. И Сэм цеплялся за Дина своими худыми руками и шептал, как он его любит, что никакие девчонки не нужны ему, и он лучше навсегда останется с братом. И он помнит первые утренние стояки Сэма, когда он заливался краской, глядя на старшего брата, и убегал в туалет, а затем оттуда слышались приглушённые стоны. Дина тогда это дико смущало и вызывало ещё одно чувство, которому он тогда не знал названия, или просто не хотел обозначать, потому что это было неправильно. Странно, что он только сейчас об этом вспомнил?
…На следующий день, как по заказу, появляется намёк на новое дело, и Винчестеры в новом городе, в новом отеле. Дешёвом, унылом, знававшим лучшие времена очень-очень давно. Комната в полинявших, когда-то зелёных, обоях, нынче напоминающих лягушачью икру. Кровати скрипят так, что под вывеской отеля можно вешать объявление: «Заниматься сексом запрещено, ввиду заботы о спокойствии постояльцев». Из душа долго идёт ржавая вода. Дин ворчит и насылает проклятье на голову управляющего и ещё больше бесится, когда видит, что Сэм не поддерживает его в оправданных возмущениях.
— Они ещё деньги за это берут, сволочи, — рычит Дин, осматривая крохотную спальню номера, где с трудом поместились две кровати, зажав своими скрипучими боками обшарпанную тумбочку. Он стоит между кроватей, выбирая, на какой будет спать. Обе пока не внушают доверия.
— Крыша над головой есть, место для сна и чистое белье. Что тебе ещё надо, Дин?
Сэм с телефоном и зарядкой в руках подходит к Дину, видимо, намереваясь добраться до розетки за тумбочкой, чтобы подключить устройство к сети. Им в узком проходе не разойтись, но Сэм, не останавливаясь, приближается к брату. Дин вжимается в кровать, пытаясь освободить дорогу. Он это делает на автомате, но в голове вдруг звучит тревожный сигнал. Что-то в этой ситуации не так. Но что конкретно, он не успевает понять. Сэм уже вплотную к нему, протискивается к тумбочке и останавливается напротив старшего Винчестера чуть дольше, чем это необходимо. Тело Сэма оказывается прижатым к Дину, как в танце или в объятьях. И снова этот его взгляд и лёгкая, почти незаметная, ухмылка. Дин задерживает дыхание, впитывая кожей тепло Сэма сквозь футболку, видит как бьётся жилка на шее брата, замечает порез от неловкого движения во время бритья, замечает капельку пота в ярёмной впадине. Всё это занимает всего каких-то пару мгновений, но для Дина время растягивается густой патокой. Брат выше его на пол-головы, обычно это раздражает, но в этот момент Дину нравится, что Сэм больше, шире в плечах. Старший вот сейчас бы отключил свою альфасамцовость и передал лидерство младшему, безропотно и с удовольствием. Он бы позволил себя вести, подчинился… Но пара мгновений истекает, и брат продвигается дальше. Дин снова дышит и трясёт головой, отгоняя странные ощущения, как сигаретный дым, окутавший голову. Он пытается прогнать навязчивое чувство тревоги и напряжения, после такого случайного (а вдруг нет?) вторжения в его личное пространство.
Сэм проходит к тумбочке, врубает в розетку зарядку и садится на кровать, ту, что ближе к выходу, тем самым решая для Дина проблему выбора.
…На утро Винчестеры в деловых костюмах уже почти выходят из номера. Внезапно Сэм останавливает Дина за плечо, разворачивая к себе. Дин удивляется и не успевает спросить, какого… Сэм деловито берёт в руки его галстук и тянет на себя, поправляя узел. Подушечки его пальцев касаются случайно кожи над воротничком. Дин судорожно сглатывает и дёргает головой. Россыпь мурашек бежит от шеи до самых коленей, а член в штанах вдруг заинтересованно дёргается.
— Эй, — ворчит Сэм. — Когда ты уже научишься нормально галстук повязывать? — он отпускает старшего брата, пригладив лацканы пиджака ладонью, фыркая при этом так пренебрежительно, что Дин снова списывает всё на свою разыгравшуюся паранойю и недотрах в последнее время. Иначе, прими он всё это всерьёз, его кукушечка точно соберёт манатки и свалит к херам в Мексику.
…Во время обеда, после встречи с шерифом и осмотра тел в морге, Сэм в очередной раз заставляет сердце брата ёкнуть. Дин отдает должное бургеру, увлечённо поглощая сие непритязательное яство. На середине бургера он замечает, что рука Сэма тянется к нему. Дин вскидывает голову и застывает, недоумённо наблюдая за приближающейся клешнёй. Сэм как-то снисходительно улыбается, хитро поблёскивая глазами. Дин не успевает отстраниться только потому, что происходящее чертовски странно. Сэм нагло проводит большим пальцем по губе старшего брата, а потом демонстративно слизывает с пальца кетчуп.
— Тебя не учили есть аккуратно? — выдает этот заранец, пока Дин пытается проглотить эту наглость и вспомнить, что он когда-то умел разговаривать, а ещё лучше, нецензурно ругаться.
Не дав старшему опомниться, младший Винчестер уже вовсю обсуждает результаты вскрытия, разложив на столе фото жертв.
— Как думаешь, что это могло быть? Не вервольф точно, да и на оборотня не похоже, — рассуждает вслух Сэм, и озадаченно трёт подбородок.
Дин в ступоре и, видимо, молчит слишком долго, так как Сэм в нетерпении щёлкает пальцами у него перед лицом.
— Эй, Дин, у тебя всё в порядке? Ты в последнее время где-то витаешь.
…Вечер приносит Дину новые сюрпризы.
Он в номере, просматривает ещё раз материалы дела, посасывая пиво из бутылки. Сэм только вернулся после опроса свидетеля. Дин слышит шаги Сэма за спиной и его голос. Брат говорит с Бобби по телефону, обсуждая, откуда могут взяться на теле те странные метки. Судя по обрывкам разговора, Бобби пока не нашёл ничего похожего в своих бумагах. Дин не оборачивается, дочитывая отчёт полиции. Он слышит, как Сэм завершает разговор. И через две секунды Дина прошивает разряд тока от прикосновения тёплого дыхания к его шее.
— Ну что, есть идеи, кто это мог быть? — интересуется Сэм, склонившись над старшим братом и заглядывая через плечо в бумаги. Он почти касается губами нежной кожи за ухом, и Дину снова становится трудно дышать. Он со свистом втягивает сквозь зубы воздух, ставший густой смолой.
Сэм наблюдает, как подействовал его трюк. Волоски на затылке Дина встают дыбом, дыхание становится прерывистым, и по телу брата проходит мелкая дрожь. Младший Винчестер отстраняется и прячет самодовольную улыбку.
Дин ошарашено оборачивается:
— Ты, блять, меня напугал до усрачки! — шипит он и видит недоумённое лицо брата и эти чёртовы брови, невинно ползущие вверх.
— Извини, Дин… — лопочет это недоразумение. Сукин сын даже не понимает, что творит со старшим Винчестером. — Ты что не слышал, как я вошёл?
— Да, не в этом… — Дина распирает возмущение, и слова, готовые спрыгнуть с языка. Он с трудом сдерживается, чтобы не начать этот разговор про ориентацию брата и про его прикосновения, и несоблюдения личного пространства, и всё такое… Трепотня — не его конёк. Дин думает, что если сейчас начнёт, то кончится это всё ссорой и взаимными обвинениями. Да и… он ведь не гомофоб какой-то. Если Сэму нравятся мужики…. хотя, ему и женщины, вроде, нравятся… Ну, пусть он играет за обе команды. Вообще, это его дело, но до тех пор, пока Дин в этой игре остаётся лишь сторонним наблюдателем. Вдох, выдох. — Ладно, что говорит Бобби?
Младший Винчестер пожимает плечами и передаёт в подробностях разговор с Бобби. Ничего нового и интересного.
…Чуть позже, Дин полулежит в кресле, пялясь в телевизор, не особо улавливая нить происходящего на экране. Он просто расслаблен и наслаждается минутами покоя и ничегонеделания.
Сэм заходит в ванную, хлопает дверью. Дин поворачивает голову на шум и видит, что хлипкая дверца ванной не закрыта, как должна бы. Такая же хлипкая защёлка, видимо, не выдержала сэмовых манипуляций и приказала долго жить. Дверь бесшумно приоткрывается, образуя щель шириной в ладонь. Дин хмурится, долго смотрит на полоску света на полу, слышит, как зашумела вода. Сэм, похоже, не заметил, что дверь открыта. «Придурок!» Это почему-то очень бесит. «Какого хрена так фигачить по двери, нельзя что ли спокойно прикрыть?!» Он пытается забить, тупо забить на это. Но через минуту ноги сами поднимают его тушку и ведут к ванной, чтобы устранить этот дико раздражающий фактор.
Он подходит и протягивает руку, чтобы прикрыть злосчастную дверцу, но останавливается. Его взгляд застревает на обнажённой фигуре младшего брата. «Сукин сын и шторку не задёрнул». Дин сглатывает нервный ком.
Он хочет отвернуться или закрыть нахер уже эту дверь. Здравый смысл в его голове исходит на истошный крик: «Это же, блять, извращение! Ты пялишься на собственного брата, ты — мужик, ты же не чёртов гей! Прекрати это! Просто отойди и не смотри!» Но что-то ещё в голове Дина, намного сильнее здравого смысла, не даёт ему шевельнуться, и Дин продолжает смотреть… как тогда… в гей-клубе.
Струи воды врезаются в загорелую кожу, мокрыми дорожками, очерчивая мускулы. Голова запрокинута, глаза закрыты. Сэм подставляет лицо под воду, проводит руками по голове, давая волосам намокнуть. Его движения зачаровывают, заставляя Дина затаить дыхание. Мелкий сейчас так красив. Дело даже не в обнажённости и не в том, что это дико заводит, дело в самом эстетическом наслаждении касаться его взглядом. «Чёрт возьми, он грациозен, как зверь». Дин откровенно любуется натренированным телом брата, движениями мышц под кожей, каждой его клеточкой, словно видит нечто совершенное, произведение искусства от самой природы. Он впитывает каждый жест и не может насытиться. В его штанах давно уже тесно, и это даже доставляет некоторый дискомфорт. Дин хочет прикоснуться к брату, почувствовать, на сколько горячая у него кожа, на сколько упругие мышцы, какие участки тела наиболее чувствительны… Его фантазии начинают рисовать образы, один откровеннее другого, и тут Сэм подливает масла в огонь. Его рука опускается к паху и начинает поглаживать член. Дин чувствует, как слабеют ноги, он медленно сползает по стенке. Сэм не торопится, ласкает себя вальяжно, почти лениво, растягивает удовольствие. Глаза всё также закрыты. Пальцы двигаются вверх, вниз, обнимают головку, задерживаясь на ней ненадолго, проводят по венам, щекочут уздечку… Это похоже на странный ритуальный танец со своим замысловатым рисунком. Постепенно дыхание младшего брата учащается, ритм ускоряется. Губы приоткрываются, давая сбившемуся дыханию вырываться наружу. Дину больно, ему кажется, что рука Сэма ласкает его, Дина член, и не даёт кончить, издевается и дразнит. Дину кажется, что проходит вечность прежде, чем движения брата становятся рваными, и он, наконец, кончает с тихим стоном. Так и не заметив наблюдения, Сэм поворачивается к двери спиной и продолжает мыться.
Дин обессиленный сидит на полу и тупо рассматривает мокрое пятно на джинсах. У него есть ещё минут десять, чтобы подняться на непослушные ноги, прикрыть дверь ванной и сменить одежду. В голове его пусто, а в груди что-то ноет, перетягивает узлом нервы, и от этого хочется скулить.
***
Дин выуживает из кармана ключи от номера. Рука немного подрагивает от выпитого за минувший вечер, голова гудит от дыма дешёвых сигарет и низких басов местного ночного клуба. Любовное приключение Дину сегодня почти удалось, но его дама, похоже, перебрала травки вперемешку с коктейлями и на качественный перепих оказалась не способна. Он входит в номер, а точнее вваливается, особо не заботясь о соблюдении тишины. Сэм ведь теперь почти не спит, после возвращения из клетки. Наверняка сидит опять за компом и занимается своим задротством.
В комнате полумрак. Горит один ночник, но его света вполне достаточно, чтобы узреть всю картину маслом целиком. Дин останавливается на пороге, выпучив глаза.
То, что не получилось сделать старшему Винчестеру, похоже с успехом получается воплотить в жизнь младшему. Сэм в объятиях какой-то кудрявой красотки под музыку её стонов исполняет танец страсти, чёрт побери. И, судя по взмокшим волосам и испарине на телах, это продолжается уже довольно давно. Перед тем, как отвернуться и выйти, Дин замечает на полу несколько использованных презервативов. Силён братец.
— Охереть! — ошарашенно шепчет он.
Затворив за собой дверь, Дин отправляется спать в Импалу. «Герой-любовник, мать его», — завистливо думает он, устраивая конечности на заднем сидении машины. Перед тем, как провалиться в сон, он представляет себя на месте кудрявой красотки, никак не оценивая сей факт и даже не осознавая его.
Дин просыпается от стука по стеклу. Он продирает глаза, чувствуя, что голова превратилась в чугунный колокол, в котором все звуки отдаются дикой болью. Шея и ноги затекли, горло изнутри точно сухой пергамент.
— Дин, я тебе кофе принёс, — Сэм снова стучит в окно, и Дин на несколько секунд серьёзно задумывается о братоубийстве, но информация о горячем напитке примиряет его с реальностью.
Наконец он поднимается, усаживаясь на заднем сиденье, сурово разглядывая брата, который влез спереди на пассажирское и протягивает ему стакан с кофе.
— Слушай, Дин, извини, — Сэм выглядит виноватым. — Я был уверен, что ты будешь ночевать… в другом месте.
— Ты хотя бы носок на ручку двери повесил, если в этом клоповнике не слышали про табличку «не беспокоить», — хрипит Дин, выхватывая у Сэма стакан. Он делает первый глоток, и в голову вместе с кофеином выстреливает ясность. — Она хоть стоила того, что я тут ночь промучился? — ухмыляется он.
Сэм в обычной своей манере дёргает головой и отводит глаза, улыбается, растянув губы в тонкую линию. Ну, это всё чудненько, конечно, младший братишка не совсем извращенец. Девица была… именно девицей. Сиськи вроде были настоящие, как успел Дин разглядеть. Это радует. Но мысль, давно засевшая в мозгу у старшего Винчестера, наконец выскакивает на волю, как чёртик из табакерки, и оформляется в слова:
— Я уж думал, что ты… этот, — говорит Дин, и сразу жалеет об этом.
Лицо Сэма тут же меняется, улыбка замерзает, превращаясь в зловещую ухмылку, глаза темнеют.
— Что я кто, Дин? — сухо спрашивает Сэм. — Ты думал, что я гей? Ты думал, что раз мне отсосал парень в туалете гей-клуба, то всё…?
Дин матерится про себя, скрипя зубами, и лихорадочно придумывает пути отступления. Сэм видел его, когда он подсматривал за ним в «GGB». Это очень плохо, чертовски плохо.
— Слушай, Сэмми, я не то имел ввиду. Я просто рад, что у тебя всё хорошо… с девчонками.
Младший брат вдруг заливается каркающим неприятным смехом, чем ставит Дина в тупик. Он будто издевается, зная что-то такое, что Дину не дано понять. Отсмеявшись, он делает глоток из своего стакана и вальяжно протягивает:
— Ты знаешь, Дин, отчасти ты прав… Но, думаю, мои сексуальные предпочтения нельзя назвать гомосексуальными. Я, в общем, решил ни в чём себя не ограничивать. По большому счету, нет разницы, девочки или мальчики. Мне нравится, я беру, — Сэм смотрит Дину в глаза, и у старшего брата по спине бегут мурашки от этого взгляда и от того, как это было сказано. В рысьих глазах ни толики тепла, они пусты и холодны, он словно смотрит в глаза акулы. Сэм улыбается чуть шире, обнажая зубы. — Мужчины по своему меня заводят. И, если бы ты не был таким непроходимым гомофобом, я бы тебя трахнул.
Дин давится кофе и забрызгивает спинку сиденья.
— Что, блять?! — это не укладывается в голове, Дин попросту не верит своим ушам. Может, это проклятье или одержимость, или у мелкого просто крыша поехала после ада. Пусть будет что угодно из перечисленного, со всем этим можно справиться так или иначе. Пусть только будет причина, магическая или психологическая, враг, с которым можно бороться. Главное, чтобы это не имело отношение к настоящему Сэму.
Тем временем младший Винчестер пожимает плечами и продолжает:
— Ты привлекателен, и сам об этом знаешь. Для нас с тобой это был бы идеальный вариант. Захотели, нашли девочку, не вышло, провели время друг с другом.
Дин наконец справляется с языком и находит слова:
— Сэмми, я понимаю, что после клетки тебе пришлось нелегко, мозги все набекрень и всё такое, но я уверен, что мы найдём решение. Уж это не апокалипсис, справимся как-нибудь.
— Да, как скажешь, — вдруг легко соглашается Сэм, поднимая руки. — Я к тебе в штаны не лезу. Сам не захочешь, я тебя не трону.
— Вот уж спасибо, удружил, — выдыхает Дин. — А я-то подумал, что мне прям здесь раздеваться и зад подставлять, — сарказм даётся с трудом. Старший Винчестер вдруг ловит вертолёт — отголосок прошлой ночи, и вылезает из машины.
Весь день братья почти не разговаривают, только по делу. У Дина на душе засела дюжина матёрых котов, которые без устали скребут и скребут, что б их. И бесится он не от того, что его брат всё-таки оказался бисексуалом. Это его дело, и какая Дину разница. На вкус и цвет, как говорится. Его беспокоит другое. Он теперь не может смотреть на Сэма, исключительно, как на брата. В голову лезут мысли, а ещё хуже — картинки, грязные, пошлые, развратные, совершенно недопустимые… с Сэмом в главной роли. И эта его фраза: «…я бы тебя трахнул». Она эхом звучит в голове Дина, не умолкая. Самое страшное, что Дин теперь допускает эту мысль. Мысль о сексе с младшим братом. Она, как вирус в его голове, разрастается медленно, но неумолимо, заполняет сознание, и с каждой минутой становится всё более реальной к исполнению. Это уже не бред. Это возможность, которой, конечно, может и не случиться, но она реальна, как дождь в августе.
Дину уже кажется, что он всегда мог представить Сэма с собой в постели. Сознание снова вытаскивает воспоминание о том, как он любовался телом младшего брата ещё в юности… И хотел его? Не говоря уже о недавних событиях. Ведь то, как дрочил Сэм в ванной несколько дней назад, завело Дина не на шутку. Да, чёрт, он же кончил, глядя на него!
Дин дергается, а Сэм, вроде как, стал избегать его. После нескольких недель постоянного нарушения его личного пространства разными способами, младший брат вдруг отдаляется. Может, просто понимает наконец, что Дину это не нравится? Забить бы на это и радоваться, но старший Винчестер от чего-то злится.
…Вот Сэм протягивает ему папку с полицейским отчётом, и Дин берёт её. Их пальцы должны были соприкоснуться, как это было последние две недели. Повторялось из раза в раз. Но Сэм тут же убирает руку и даже не смотрит на брата.
…Вот уже Дин склоняется над Сэмом, когда тот, сидя за столом, изучает материалы по делу. Младший сразу же отстраняется, да он, блять, буквально шарахается от Дина. «Какого хера, он что, обиделся?» Дин в замешательстве, и его раздражение нарастает.
…Сэм больше не переодевается при брате. И уж тем более, упаси Бог, не забывает запереть дверь ванной.
…Сэм избегает его и находится рядом только, когда они при деле или когда они в машине. И то, младший вдруг полюбил ездить на заднем сидении, объяснив это тем, что там удобнее спать.
…Когда они снимают номер в отеле, Сэм почти всегда приходит только для обсуждения дел или для того, чтобы переодеться, ночуя у подцепленных девочек или мальчиков, Дин уже не знает точно. Если остаётся в номере, то по утрам уходит на пробежку, завтракает задолго до того, как старший просыпается, а потом утыкается в ноут и не замечает Дина, словно того не существует.
…Если нет дела, и они какое-то время просто откисают, Сэм может исчезнуть дня на два и вернуться, ничего не объясняя.
В какой-то момент Дни осознаёт, что ему не хватает младшего брата. И не просто компании, к которой он привык за долгие годы. Ему не хватает именно его назойливых поползновений в диново личное пространство. Этого колючего, щекочущего нервы внимания на грани флирта. Старший Винчестер осознаёт, что ему это льстило, хоть он делал вид, что бесится. Льстило, что его брат запал на него, хотя со своими внешними данными мог получить кого угодно. А теперь Дином пренебрегают, как какой-то досадной помехой на пути, его смахивают, словно кишки жука дворником с лобового стекла.
Только благодаря своей толстокожести и не особой чувствительности Дин выдерживает целый месяц такого почти бойкота. Последней каплей, добившей его, становится то, что Сэм вдруг сваливает на несколько дней и пропадает, ни слуху ни духу. На звонки не отвечает, сообщения игнорирует. А когда возвращается, как ни в чём не бывало, выдаёт со своей милой улыбочкой, об которую хочется разбить вазу:
— Я ездил с другом на пикник, Дин. Каждый имеет право на личную жизнь, — сама невинность разводит руки и пожимает плечами. — Прости, что заставил тебя волноваться, — без тени раскаянья продолжает он. Дин видит в рысьих глазах хитрый огонёк, ложь, и тогда он взрывается:
— С другом значит?! — старший делает шаг к Сэму. — И что же это за друг такой, которого я даже не знаю, который так тебя занял, что ты не мог ответить на звонки или хотя бы написать, что ты в порядке? — Дина трясёт от ярости, смешанной с иррациональным желанием обнять брата и сказать, что, сука, как же он скучал, как не доставало его всё это время, что он бы позволил Сэму тереться об Дина любыми своими конечностями и дрочить при нём в любое время, лишь бы не отталкивал его.
Но вместо объятий Дин подходит ещё ближе, одним махом скидывая по дороге со стола остатки ужина и несколько пустых бутылок. Осколки разлетаются по комнате, и после грохота и звона повисает гулкая тишина, в которой слышно только тяжёлое дыхание старшего Винчестера.
Сэм удивленно приподнимает бровь и улыбается одними уголками губ. Дин видит в карих глазах любопытство и торжество. Его брат словно того и ждал.
— Дин, ты ревнуешь, — Сэм не спрашивает, констатирует факт.
Возмущение и ярость поднимаются тёмной волной, и Дин размахивается, чтобы ударить. Сэм легко перехватывает его руку и резко кидает на опустевший стол. Схватив вторую руку, он прижимает обе к полированной поверхности, сдавливая словно тисками, и наваливается всем телом на Дина, не давая пошевелиться. Их губы всего в нескольких сантиметрах друг от друга. Дин чувствует дыхание брата, его запах, немного горьковатый: какой-то дорогой парфюм, запах зубной пасты, геля после бритья. Всё вместе — головокружительный коктейль, вызывающий тянущее чувство в животе и мурашки по всему телу. Дин дёргается, чтобы высвободиться, и понимает с ужасом, что рад, когда Сэм наваливается сильнее, удерживает, сжимает до боли. Это на столько ошарашивающе-приятно, что Дин в изумлении выдыхает, прислушиваясь к ощущениям.
— Я не шутил, Дин, когда говорил, что трахнул бы тебя, — шепчет Сэм, чуть наклоняет голову и проводит языком по шее брата, лаская дыханием.
У Дина перехватывает где-то в легких, и он шипит, словно его полоснули ножом.
— Сэм… нет, — удаётся выдавить ему по отчаянной просьбе здравого смысла откуда-то с задворок сознания.
— Ты ведь тоже хочешь. Ты отрицаешь это только потому, что вбил себе в голову, что переспав с мужчиной, ты будешь не так крут, тёлочки перестанут на тебя западать. Ты отрицаешь ещё и потому, что это, якобы, неправильно, грязно и против природы. Но сам подумай, как глупо это звучит особенно в нашей с тобой ситуации, когда мы оба уже несколько раз умирали и воскресали, что уже давно перекроили все законы бытия. Нам нет дела до правил и моды простых смертных. Мы сталкивались с такими вещами, которые людям даже и не снились, — голос Сэма становится хриплым и каким-то далёким, убаюкивающим. Дин качается на волнах этого голоса, не сразу замечая, что бедро Сэма по-свойски влезло ему между ног и трётся о ширинку. А ещё Дин понимает, что у него снова, блять, встал. — Мы итак с тобой — одно целое. Ближе, чем любые супруги во всём этом проклятом мире. Нам никто не указ, — он снова прикасается к шее Дина, целуя и покусывая кожу, чем вызывает сдавленный стон, который Дин попросту не успевает сдержать. Сучёнок наткнулся на его эрогенную зону и измывается самым непотребным образом.
— Сэм, блять, отвали нахер, — рычит старший Винчестер. Он хочет простонать «да, продолжай, выеби меня, Сэмми». Но это желание пугает его так сильно, что проще оттолкнуть, убежать и залезть с головой под одеяло, спрятаться от этого нового чувства, которое не вписывается в привычное мироощущения старшего Винчестера. Он готов признать, что от Сэма у него стоит сильнее, чем от азиаток с большими сиськами, и даже допустить мысль о сексе, но это не значит, что он готов воплотить всё это в жизнь. Мелкий гадёныш должен угомониться. — Если ты… только попытаешься... я убью тебя! — Дин понимает, что его угроза вряд ли будет расценена серьёзно, но отчаянно надеется на благоразумие брата. Не будет же Сэм его насиловать в конце концов… даже если бы Дин этого хотел… где-то в самых отдалённых участках своей запутанной души.
Сэм проводит носом от ключицы до самого уха Дина, с шумом вдыхая и выдыхая вместе со стоном, словно и не слыша слов брата. Вибрация этого стона проносится ураганом возбуждения по телу Дина, и он стискивает зубы, чтобы не поддаться и тупо не наброситься на Сэма с поцелуями.
— Ты сам меня попросишь, — мурлычет младший Винчестер и осторожно прикусывает Дину мочку уха. Потом медленно смягчает хватку и отстраняется, оставляя лежать брата на столе.
— Ага, щас! — бравирует Дин, понимая, на сколько его брат близок к истине, и злясь на себя за это. Наконец, почувствовав свободу, он вскакивает с первым желанием позорно сбежать. Он даже уже разворачивается, чтобы уйти, но останавливается, и через мгновение его кулак врезается Сэму в челюсть. Тот делает шаг назад и хватается за разбитую губу. Дин с удовольствием видит на лице брата удивление и боль.
— Не смей ко мне приближаться! — рычит Дин сквозь зубы. После направляется на кухню за хорошенькой порцией чего-нибудь, что может гореть, в надежде, что оно выжжет это… вот это всё…
Его трясёт и после початой бутылки виски. Он заперся в своей комнате на пару с Джеком Дениэлсом и думал, что хорошо проведёт время и сможет забыться. Сэм куда-то уехал, и похер, куда. Разумно с его стороны. Когда член в штанах Дина перестаёт перетягивать одеяло на себя в принятии решений, старший Винчестер уже в состоянии оставить младшего без нескольких зубов, а то и вовсе уложить в больницу на пару месяцев за такие выходки.
Дин злится на себя. Злится на своё проявившееся влечение к брату, нездоровое, лихорадочное, похожее на одержимость или болезнь. Он не хочет, чтобы ЭТО случилось, отчаянно не хочет. Но, в то же время, он чувствует, как на полной скорости летит по недостроенному мосту в машине без тормозов, приближаясь к краю, за которым сотни и сотни метров до острых камней. Его нога яростно жмёт на газ, игнорируя все протесты благоразумия. Дин с леденящей ясностью осознаёт, что будет дальше. Обрыв приближается, а он вцепился в бутылку виски и безучастно наблюдает сквозь лобовуху ужасную неизбежность. Он понимает, что если кто-то из них не умрёт в ближайшее время, этого не избежать. Это как грёбаная гравитация, мать её: если яблоко упало, оно встретится с землёй, рано или поздно.
— Блять, — сокрушается он, когда в стакан скатываются последние две капли бурой жидкости. Бутылка пуста, а разум Дина всё так же чист. Напрасно перевёл хороший напиток, чёрт бы подрал мелкого засранца. — Сэмми! — орёт Дин, зная что тот его не слышит, просто хочет ещё раз ощутить во рту вкус его имени, имени своего младшего брата без примеси пошлости и извращения. — Сэм, сучёнок мелкий. Как же я тебя люблю, — последнюю фразу он говорит шёпотом.